четверг, 3 апреля, 2025
Депутаты Госдумы обратились в Минобрнауки с просьбой проверить профподготовку школьных психологов и подлинность их дипломов. Такая идея пришла им в голову после трагедии в московской школе № 263, когда старшеклассник Сергей Гордеев, вооруженный двумя винтовками, застрелил преподавателя географии, после чего убил одного полицейского и ранил другого. Инициативу парламентариев оценила для "Коррупции.NET" глава Психологического центра на Волхонке Анна Карташова.
– Анна Ториевна, как вы восприняли идею проверять дипломы? Она что-то даст?
– Людям из Госдумы, конечно, виднее, кто является настоящим специалистом. Я не думаю, что они найдут много поддельных дипломов. В нашей профессии это редкость. Если правительство считает, что таким образом они улучшат качество подготовки школьных психологов, то, надеюсь, у них есть инструменты проверки правильности своих инициатив. Такое решение ничего не даст. Проверят дипломы, которые окажутся, скорее всего, настоящими, и этим все закончится. Жалко только, что деньги из бюджета потратятся. А, между прочим, эти средства можно было бы пустить на лучшие цели. Например, провести какой-нибудь семинар для школьных психологов, который по итогам этого случая мог бы дать людям какие-то дополнительные знания, помочь предварительно распознать некие сигналы в своих учениках, чтобы не допустить повторения таких инцидентов. Мне кажется, это была бы более разумная трата денег.
– А вина школьного психолога в данном случае есть?
– Не думаю. Хотя сама я в школе не трудилась, поэтому мне сложно об этом судить. Возможно, там один человек работает на все образовательное учреждение. Кроме того, мне неизвестно, сколько в нем учащихся. К тому же школьный психолог не обязан вести беседы с каждым учеником. Он обычно разговаривает с теми, кто к нему обращается, а также проводит специальные уроки, семинары и разъяснительную работу. Того мальчика сейчас, насколько я знаю, отправили на экспертизу. Ее результаты еще неизвестны, да и выявить их не так просто. И от психолога здесь ничего не зависит, он вообще не врач. Не нужно путать его с психиатром. Это совершенно разные профессии: психиатр выучился на врача, а психолог имеет гуманитарное образование. Наше дело – помочь человеку стать лучше, облегчить какие-то моральные страдания. Мы просто не имеем права ставить диагнозы. Некий курс психиатрии, нам, конечно, давался, но если оказывается, что ребенок болен психиатрическим заболеванием, то этот случай – вне компетенции психолога.
– Психолог как-то мог предугадать, что один из детей совершит преступление?
– Конечно, нет. Вообще, существует некоторая мистификация нашей профессии. Многие считают, что психолог – это необыкновенно подкованный или даже всемогущий человек, который видит всех насквозь, может предугадать будущие поступки людей, выставить по какому-нибудь описанию диагнозы и прогнозы будущего поведения человека, может как-то манипулировать и влиять на человека так, что другие люди после контакта со специалистом сразу начнут что-то делать. Это фильм про Вольфа Мессинга может создать такое впечатление. Только он психологом не был. У нас самая обычная профессия. Мы не видим больше, чем другие люди. Мы лишь обладаем определенными знаниями и определенными инструментами, чтобы помочь людям в тяжелых психологических ситуациях, помочь достичь им определенных целей, личностных изменений, поменять свое поведение. Мы помогаем людям в том, что они сами хотят сделать, другими словами: способствуем им в выполнении задачи, которую они сами перед нами ставят. Мы – помощники. Без просьбы человека мы не можем вмешиваться в его жизнь. Существует простой этический закон психологов: не помогай тому, кто тебя об этом не просит, и не лезь в его жизнь.
Если же школьный психолог не выполнил свои обязанности, которые прописаны в должностной инструкции, то в этом уже должен разбираться тот, кто отвечает за эти вопросы. Быть может, он обязан был беседовать с каждым школьником предварительно.
– То есть в этой истории просто ищут виновных и ополчаются на всех подряд?
– Наверняка захотят найти виноватых. У нас сейчас тенденция к тому, чтобы все было, как на Западе, где разрешают носить оружие и могут происходить такие случаи, – для тех стран это закономерно. А мы привыкли думать, что в этом плане у нас все хорошо. А вот если что-то происходит, то виноватым в этом должен быть кто-то конкретный. Ребенок не имеет права иметь оружие ни при каких обстоятельствах. А тот, кто допустил, что оно попало к мальчику, безусловно, виноват. Вероятно, оно хранилось небрежно, и мальчик смог его взять без спроса и без препятствий. Значит, не была организована охрана этого оружия.
