Another Brick In the Wall – почему фильм "Левиафан" всех раздражает и восхищает одновременно

Барнаул, 15 января – Атмосфера, Вячеслав Кондаков. Фильм Андрея Звягинцева "Левиафан" в понедельник, 12 января, сумел сделать то, что 50 лет не удавалось ни одной российской картине – получить вторую по значимости награду "Золотой глобус" в номинации "лучший фильм на иностранном языке". Впереди "Оскар",  которого у России не было со времен "Утомленных солнцем" Никиты Михалкова и "Старика и моря" Александра Петрова. Любой приз Каннского кинофестиваля  для меня все равно важнее всех на свете "Оскаров", а от того результат голосования американских киноакадемиков, который станет известен уже в феврале, не имеет принципиального значения – Андрей Звягинцев все равно остается единственным современным российским режиссером Михаэля Ханеке/Ларса фон Триерского масштаба.

Опасаясь того, что четвертый фильм Звягинцева могут не показать в Барнауле (руководство "Шукшинского кинофестиваля" уже допустило позорную ошибку, принципиально не взяв фильм в конкурсную программу, отчего жители Алтая не смогли одними из первых его посмотреть), я три дня откладывал просмотр пиратской копии "Левиафана", выложенной в Интернет членом киноакадемии "Оскар". В прокатной версии в любом случае будут подчищены все маты, а кроме того, уровень дискуссии в Интернете вокруг фильма, который одни называли лучшей лентой современности и уже точно самого Звягинцева, а другие обвиняли в русофобии и нарочитому угождению западному зрителю, достиг такого накала, когда медлить с просмотром было нельзя. Не хотелось быть одним из тех, кто, как говорится, Достоевского не читал, но свое мнение имеет.

Еще со времен "Елены" Андрей Звягинцев стал уходить от метафизики, абстрактных метафор и притчевой формы повествования в область современной актуальной реальности: показывать Россию и злободневную жизнь людей не такой, как эфирах федеральных телеканалов, а ту, которую мы знаем в повседневности, – страной, окончательно разделенной напополам "айфоном" и шансоном. Любые новости в Интернете всегда страшнее самых мрачных фильмов ужасов, а оттого печальный  и безнадежный финал "Елены" уже через несколько лет, отчасти благодаря Интернету, стал пророческим: после убийства эмигрантом русского парня в Бирюлево на улицы вышли десятки тысяч людей.  И скажите после этого, что искусство не должно отражать реальность, а просто служить таблеткой от головы, чтобы, выпив ее, забыть реальность хотя бы на пару часов.

С "Левиафаном" все намного сложнее. Кино, которое, по словам самого режиссера и его создателей, не только про Россию, а вообще про всех на свете, могло быть снято условным румынским режиссером Кристианом Мунджуи – лауреатом "Золотой пальмовой ветви" Каннского кинофестиваля за фильм "4 месяца, 3 недели и 2 дня". Государственная машина, которая в фильме Звягинцева  несколько раз сравнивается с морским чудовищем "Левиафаном", она, простите, и в Африке, и в Румынии, и в России одинакова. Но каждым кадром – от портрета Путина в кабинете коррумпированного следователя и главы администрации города до позорного уголовного дела церкви и общества против девчонок из "Пусси Раит", о котором несколько раз упоминается в фильме, авторы словно говорят: тут вам не Канзас, Дороти, а Россия.  

Подобно Алексею Балабанову, который в "Грузе 200" при помощи злодейств маньяка-милиционера ставил диагноз советскому обществу, когда ужас картины уходил в область инфернальности, мир Андрея Звягинцева кажется еще страшнее – человек для государства подобен насекомому, которое можно в любой момент раздавить. Попытка человека встать на борьбу с системой не просто не превращается в подобие борьбы, а заканчивается настоящей катастрофой. У человека не просто отбирают дом, жену и ребенка, но превращают в призрак – следы на воде рядом со скелетом чудовища, который и через сто лет останется чудовищем. Забавно, но выражение "от тюрьмы и от сумы не зарекайся" ни в одной стране мира не имеет аналога.

"Левиафан"– безысходное кино, в котором с первого кадра с прогнившими кораблями на фоне красивейших северных пейзажах чувствуется безнадежность. Если в "Меланхолии" Ларса фон Триера мир за его грехи пожирала целая планета, то в мире Звягинцева, пронизанном библейскими метафорами, тотальная коррупция, а также всепобеждающее зло оказывается сильнее: справедливость и совесть побеждены  фатальным компромиссом и безнаказанностью.

Интернет уже сделал свое дело: посты в социальных сетях, в которых потоки грязи по отношению к "Левиафану" обрушиваются не только на автора, но и на тех, кому фильм понравился. Министр культуры Владимир Мединский еще во время премьеры в Каннах сказал, что фильм ему не понравился, "потому что в жизни такого не бывает", а позже и вовсе заявил, что больше не будет давать денег на "рашку-говняшку". Но общественное мнение победило. Фильм, пусть и в цензурированной версии, но выйдет в прокат, а оскаровский комитет все-таки нашел в себе признаки совести, чтобы не решиться отказать ему в возможности выдвинуться на соискание премии от России.

Прелесть "Левиафана" в том, что он, как настоящее кино, отражает реальность, обнажает важные социальные и политические проблемы, не пытаясь решить их. Андрей Звягинцев своим четвертым фильмом лучше всех из современных российских режиссеров  показывает уязвимость путинской России, в которой мы, подобно словам из песни Пинк Флойда, – лишь кирпичик в стене. Иногда кино в России действительно может стать поводом для дискуссии. Настоящее искусство не должно оставлять равнодушным – это называется послевкусием. В конце концов, каждый из нас за последние годы, кажется, забыл, что имеет право на то, что слева, и на то, что справа. Немудрено: все видят мир по-своему.